Пасхальные посиделки мало чем отличаются от прочих. После трех рюмок вина зашел у нас разговор обо всем: о погоде и об арбузах, о борьбе с тунеядцами и о нехватке рабочих мест, о запрете коммунистической символики и о том, что украинцы это зря, о том, что во всем виноват Ленин — и вовсе нет, о том, что Россия огроменная, вот, например, Новосибирск — он же ужасно далеко, но от него до конца страны еще полкарты...
— Не так уж и далеко Новосибирск, — замечает папа. — Ты знаешь, что у нас там есть родственники?
Об этом я, конечно, слышу впервые.
— Помнишь дядьку? Был у него старший брат...
Тут надо сказать, что фактически старший брат дядьки тоже приходился папе дядькой, равно как и другие дядьки (братья бабушки и дедушки), но дядькой у нас в семье называли только одного конкретного дядьку. Дальше шла длинная история про то, как брат дядьки женился, развелся, уехал с другом в Новосибирск, женился, развелся...
— В 90-х, когда старшую дочку замуж выдавали, приезжали в Минск за покупками. У нас тут получше, говорят, было. Совсем и недалеко, получается.
А беседа течет дальше: о ценах на фрукты (низкие) и рыбу (жуткие), о тотальной безграмотности, о том, как трудно воспитывать детей, но надо, о том, какая Россия большая, в Калининграде, говорят, до сих пор топят дровами.
— А ты знаешь, что у нас в Калининграде есть родственники?
Об этом я, разумеется, тоже слышу впервые. Оказывается, муж какой-то из папиных теток женился (на тетке), развелся (с нею же) и уехал с другом в Калининград... Где-то я уже слышала эту историю.
Теперь вот думаю, что надо бы выяснить, кто от нас дальше — родственники, которые живут в Англии (с папиной стороны), или родственники, которые живут во Владивостоке (с маминой стороны).